пока вижу што никак.

https://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/818970

Референдум о членстве Великобритании в Европейском союзе
https://qps.ru/6qVmx

Референдум о независимости Шотландии
https://qps.ru/u5YCw

А ещё были референдумы в Каталонии и Квебеке...
А ещё — независимость до официального выхода (как это сделали США) не признают...

Но это всё не для вас, это для "совков", а вы с американцами европейцы.

Была с 1944 по 1954.
А вот ответ почему Прибалтика хотела не быть в СССР
https://suomilarissa.livejournal.com/1114841.htm

не счетая июньского востания 1941 г . Литва была под окупацией Рейха

я правильно понимаю, шо оно началось после 22-го? ты всево лишь подтвердил мои слова. после этово все песни о независимых литовских партизанах теряют всяческий смысл.

Отредактировано MaxHo (28-03-2019 14:45:42)

Виучка была хорошая союз "Шаулей" именно готовили к партизанской войне.Приказ правительства был не сопротевлятся,может "полностю не анексируют получим статус Монголии"

Когда рак на горе свистнет.Древняя мечта литовца это быть или в Польской речпосполите,или в Германском Рейхе или В Российской империи,на правах губернии.Ну не в коком случаи не иметь национального государства.

Не меняет цели и смысла .Первый удобный случай

почему утраченой. почему комплекс.

http://www.airforce.ru/staff/veselovsky/page_2.htm
Воспоминание советского пилота ВВС о Литве 1939-40. Текст даю полностью

Семейные летчики жили в городе. Наташа и я - любители природы - от квартиры в городе отказались, сняли комнату в деревне, вблизи аэродрома. Хозяин - Ионас Рашкявичус - работал сторожем на мясокомбинате, его жена Роза - домашняя хозяйка. Воспитывали они троих детей - двух девочек, пяти и восьми лет, и мальчика четырех лет. В этом же двухэтажном кирпичном восьмиквартирном доме снимал комнату летчик Костя Привалов.
В деревне кроме одноэтажных деревянных было шесть таких домов под красными черепичными крышами. В них были все удобства: электричество, водопровод, батарейное отопление, канализация; во дворе - асфальтированные дорожки. В то время жизнь в Литве нам казалась сказочной. Все было гораздо дешевле, чем в Москве. Литовский лит приравнивался к нашим 98 копейкам, но на него можно было купить раз в 5-6 больше товаров, чем на рубль. Поражало изобилие товаров и продуктов в магазинах. Очередей ни за чем никогда не возникало.
Наш хозяин получал 300 литов в месяц. Нам, летчикам-истребителям, полагался оклад в 1000 рублей, однако нам выплачивали 250 литов. Этого с избытком хватало на всю семью. А ведь сторож получал больше! На крылечке у каждого дома стояла обувь всех его обитателей. На тротуарах, особенно около учреждений, парковалось множество велосипедов. Крестьяне вывозили на отдаленную главную дорожную магистраль бидоны с молоком и там оставляли заказчику. Никогда ничего не пропадало.
За все время жизни в Литве не помню ни одного недружественного инцидента. Любопытство литовцев было неистощимо, они задавали много вопросов: “Как там у вас люди живут?”, “У нас на месячную зарплату можно купить три костюма, а у вас?” Как же тяжело было нам отвечать на такие вопросы! Язык не поворачивался признавать, что жизнь у нас хуже, что все втридорога.
Мы выкручивались в ответах как могли. А тем временем цены начали повышаться и в Литве. Сначала в обращении были литы и рубли, но скоро литовские купюры были изъяты. Единой валютой стал рубль, Литва перешла на единые союзные цены. В несколько раз подорожали товары и продукты, а заработная плата населения осталась прежней. Тогда мы не пытались вникать в законы экономики, нас интересовали законы аэродинамики, баллистики и полеты.
Осенью 1940 года мы уехали в отпуск в Москву. Мы уже отвыкли от высоких цен, пока жили в Литве, и только удивлялись, как быстро тают отпускные деньги. Пришлось досрочно вернуться в Каунас. Хорошо, что для коллекции я сохранил литовские монеты разного достоинства. На эту коллекцию мы прожили остаток отпуска.

И правда - как только край отошел к Литве, Германия начала лезть во
внутренние дела Литвы и мутить воду в крае. В 1928 году литовская служба
безопасности первый раз демаскировала группировку, готовящую при
содействии национал-социалистов восстание в Клайпеде. О присоединении
Клайпеды заговорили высшие чины Рейха и сам фюрер.

В июне 1931
года на собрании нацистов в Тилже (Тилзит), Йозеф Геббельс прямо
заявил, что Германия должна восстановить довоенные границы. В 1933 г. в
Клайпеде начали действовать первые нацистские организации: Союз рабочих
христиан-социалистов и Социалистический народный союз, под
предводительством Теодора фон Сасса и Эрнста Нойманна. На самом же деле
их руками действовал Консул Германии в Тилже (Тилзит). В марте 1933 г. в
Караляучусе (Кенигсберге) делегацию нацистов Клайпеды принял сам
А.Гитлер. Он пообещал, что слово своё он будет держать, и край будет
возвращён Германии. После этой встречи деятельность нацистов начал
координировать личный секретарь А.Гитлера Рудольф Гесс. Началась
правовая, дипломатическая и разведывательная борьба за край.
Нацисты в свою деятельность пытались втянуть как можно больше жителей
края, особенно - молодежи. Вскоре в их организациях состояло около 8000
членов. Создавались ударные группировки и группы террористов. Под
прикрытием набиравшей силу Германии боевики маршировали по дорогам края.

В
августе 1933 года мимо одного отряда марширующих боевиков проезжал
губернатор края. Его боевики со свастиками на рукавах поздравили
нацистским приветствием, и немного не хватило до того, чтобы они
закидали автомобиль камнями. После этого инцидента Правительство
запретило деятельность нацистов и их политическую агитацию, на дорогах
были выставлены военные патрули, а униформированных боевиков стали
арестовывать.

Через год Литва еще более ужесточила законы - было решено привлечь к
ответственности всех, кто пользуется средствами других государств для
своей деятельности, носит запрещенную униформу, унижает литовскую нацию,
государственные учреждения и т.д. Вскоре нацистские вожаки в Клайпеде
были арестованы, деятельность двух нацистских организаций остановлена,
конфисковано большое количество оружия.

Германия
немедленно выразила протест и потребовала отозвать новый закон. Литва
попросила не встревать в её внутренние дела. Тогда Германия запретила
импорт сельхозпродукции из Литвы. Этот период в Литве прозван «гусиной
войной», потому что весь объем экспорта гусей в Германию должны были
выкупить чиновники и госслужащие Литвы (в том числе и военные).

Тем
временем госбезопасность Литвы внедрила несколько своих агентов в самые
высшие эшелоны нацистских организаций края. Следует заметить, что за
любую информацию «великолитовцам»
нацисты угрожали смертью, и свои обещания они претворяли в жизнь. Был
убит свидетель по делу нацистов, вахмистр Клайпедского суда Ясут
(Jesutto), который в своих показаниях признал, что обе нацистские
организации Клайпеды поддерживают связи с Германскими нацистами.

Но
последний гвоздь в гроб нацистов вбили показания Адама Молинуса. По его
показаниям, нацисты собирались спровоцировать столкновения с местными
шаулистами и воинской частью, обвинить их в нападении и попрании прав
автономии и призывать всех к восстанию. Это все планировалось проделать
21 апреля - они хотели подарить Клайпедский край фюреру на день
рождения.

Было проведено более 800 обысков, арестовано
более 1200 человек. Запрещена вся нацистская пресса, всех участников
нацистских организаций (госслужащих) уволили. На скамью подсудимых
посадили 126 обвиняемых.

Небольшому государству в этот
момент очень пригодилась бы помощь извне. А как же на все это
отреагировала Европа? А как на сенсационную выскочку, вместо помощи
посыпались мрачные нравоучения. Великобритания, допустим, посоветовала «не
дразнить немцев». Нацистов защищал известный британский адвокат
Александр Лоуренс (Aleksander Lawrence)... Нацистские щупальца тянулись
ко всем соседям Литвы - датскому Шлезвигу, чехословацким Судетам,
польскому Гданьску, Австрии, Латвии, Эстонии - но только одна Литва
решилась на такой большой процесс над нацистами.

«Наглость
литовцев не имеет границ. Что они себе позволяют?» - кричали все
немецкие издания. Германия провела военные маневры в Пруссии рядом с
литовской границей, в них принимал участие Герман Геринг.

Но
это не остановило суд. Как было сказано выше, государственные
обвинители больше всего опирались на показания Адама Молинуса. Но так
никто и не узнал, что он был не кто иной, как агент литовской
госбезопасности под псевдонимом «Али»...

Судебный
процесс длился больше 3 месяцев - 101 день. 26 марта 1935 года был
озвучен приговор. Только небольшая группа (в основном - молодежь) была
оправдана. Четыре боевика были осуждены на смерть.

После
оглашения приговора в окна литовцев Тилже (Тилзита) полетели камни. В
Караляучусе (Кенигсберге), Штутгарте, Франкфурте на Майне и др. местах
проводились демонстрации. В Берлине наци маршировали мимо рейхстага с
криками «Долой Литву» - и в поддержку им показался сам фюрер....

Очень
жаль, что во время немецкой оккупации пропало огромное количество
документов. В 1941 г. гестапо арестовало главного следователя по этому
делу Матаса Кригериса и тайного агента Адама Молинуса, и они были
расстреляны. В 1942г. гестапо арестовало и заключило в Заксенхаузен
прокурора, который вел процесс, Дионизаса Монставичюса, в том же году в
Маутхаузене умер другой свидетель по делу Мартинас Рейзгис.`
http://inoforum.ru/inostrannaya_pressa/ … 1935_godu/

ну вот. а вы щас на нато надеетесь если шо...

Из воспоминаний матерого НКВДшника Нахман Душанский

Г.К. - Кстати, о «либеральных» временах. Это
вымысел, что в тридцатые годы в Литве открыто, продавались советские
газеты «Правда» и «Известия» на русском языке?Н.Д. -
У литовского буржуазного правительства был договор о дружбе с СССР, и
поэтому, некоторые советские газеты продавались в определенных местах,
какое-то количество экземпляров распространялось в Литве, нам даже
несколько раз товарищи в тюрьму передавали «русские газеты». Кстати,
литовское правительство неоднократно проводило с Советской Россией обмен
политзаключенными. Так был обменян на одного ксендза, «литовца -
контрреволюционера», один из руководителей литовской компартии Снечкус,
но он потом все равно нелегально вернулся в Литву для продолжения
подпольной коммунистической работы. Литва в какой-то степени больше
тяготела к Советской России, находясь «между молотом и наковальней» - с
запада немцы, захватившие Мемельский край (Клайпеда), да еще поляки,
аннексировавшие Вильнюсский край. Приходилось выбирать с кем дружить.
Например,
в 1939, еще за год до ввода Красной Армии в Литву, согласно первому
договору о ненападении подписанному странами Прибалтики и СССР, для
размещения частей Красной Армии предоставлялись три военных базы на
территории Литвы: авиационная база в Шауляе, военная база в Алитусе, на
которой разместились кавалеристы, и еще одна - в районе Побраде, это уже
ближе к Вильнюсу. Так что, сами, делайте выводы.
Г.К. - Что представляла собой политическая тюрьма в Расеняй?
Н.Д.
- Новая тюрьма, выстроенная по итальянскому проекту , так сказать -
«Привет от Муссолини». Трехэтажное каменное здание, внутри «колодец» с
лестницей по центру, от которого отходили лестничные пролеты на этажи.
За зданием тюрьмы - еще ограда, караульные вышки и различные пристройки.
Первый этаж предоставлялся для размещения администрации и охраны, а
также для заключенных, занятых в обслуге. Второй этаж - по 10 одиночек
на каждой стороне, предназначенных для контингента - «средней степени
опасности». Третий этаж - «для особо опасных политзаключенных». Карцер
находился в подвале здания, как заведено. Всего в тюрьме было 60
одиночных камер, и я оказался в первом этапе, прибывшем в новую тюрьму в
Расеняй. Но постоянно «шло очередное пополнение», и скоро в каждой
«одиночке» поставили второй ярус нар и поместили по 4 человека в камеру.
Так и получилось - 60 камер - 240 заключенных.
Г.К. - Тюрьма для политзаключенных в Расеняе считалась самой жестокой?
Н.Д.
- Нет, это было относительно «спокойное место». Самых опасных бунтарей -
коммунистов направляли сидеть в Каунас в крепость « Девятый Форт», там
условия были каторжные, и политические заключенные сидели в камерах
вместе с уголовниками- рецидивистами. Да и целенаправленная,
преднамеренная жестокость надзирателей была там обыденным явлением. Из
нашей тюрьмы переводили в Каунас в качестве наказания, с целью сломить
дух коммунистического сопротивления. Существовала еще отдельно женская
тюрьма для коммунисток в Зарасае, этот город находится ближе к
латвийской границе.
Г.К. - Как кормили заключенных?
Н.Д.
- Голода не было. Утром давали 500 грамм черного хлеба, кусочек сала и
молоко. В обед: суп из капусты с картошкой, иногда с куском сала.
Вечером мы снова получали пайку хлеба, картошку и кислое молоко. В
тюрьме разрешалось получать посылки от родных. И нам, через подставные
адреса присылали посылки из МОПР (Международное общество помощи
революционерам). Из этих продуктов, мы делали запасы, которые хранили в
тайниках - для товарищей, сидящих в карцере и так далее.
Г.К. - Политзаключенные
имели свой комитет самоуправления?
Н.Д. -
Официально - нет, но конечно у нас был свой подпольный комитет. И
тюремное начальство прекрасно знало, что имеет дело с монолитно
сплоченной группой коммунистов и комсомольцев, и попусту старалось не
обострять ситуацию. Нами негласно руководили опытные коммунисты, что
интересно - все бывшие офицеры Литовской Армии - литовцы Мацкявичус и
Годляускас, и еврей Любецкис, инженер по профессии. Их камеры находились
на третьем этаже. Поскольку я был самым молодым и «шустрым» и имел
самый малый срок заключения в тюрьме, знал несколько языков, то меня
комитет назначил «переговорщиком» с администрацией тюрьмы. На деле это
выглядело так - вызывает начальник тюрьмы и заявляет - «Если вы будете
шуметь и праздновать в камерах 1-ое Мая (или, скажем, 7-ое Ноября) - то
всех лишим посылок и прогулок на два - три, или на шесть месяцев». Он
знал, что я найду возможность сообщить старшим товарищам об «очередном
ультиматуме». Но не было такого, чтобы меня схватили надзиратели и били
смертным боем, мол, выдавай, кто у вас здесь главный?!
Г.К. - Как осуществлялось связь между заключенными в тюрьме? Имелась ли связь с волей?
Н.Д. - Почему вас так интересуют детали тюремной жизни? Вы вроде только историей войны занимаетесь.
Г.К.
- Но и, жизнь политзаключенных - это тоже пласт истории 20-го века. Я
думаю, многим интересно будет узнать, как жили заключенные коммунисты в
литовских тюрьмах «для политиков». Ведь почти все будущее руководство
Советской Литвы прошло через эту «школу жизни». Как сидели заключенные
всоветких тюрьмах в конце тридцатых годов - многие знают. А что
творилось в странах «буржуазной демократии» в этом аспекте? Хотелось бы
сравнить.
Н.Д. - Ну, если вы считаете эту информацию нужной,
тогда продолжим. На этажах была общая уборная, поскольку в самих камерах
никакого «санузла» не предусматривалось. В уборных были сделаны
специальные тайники, в которых прятались записки, и эти, выражаясь на
современном «тюремном жаргоне» - «малявы», передавались нужному
адресату. Мы всегда знали, что происходит на этажах, но не всегда могли
предвидеть или узнать точное время повального обыска в тюрьме. Обычно
привозили тюремщиков из других мест, и вместе с нашими надзирателями,
они переворачивали камеры вверх дном, в поисках тайников, холодного
оружия, прочих запрещенных предметов и так далее. Мне много раз
приходилось проглатывать записки , чтобы их не нашли при обыске. А по
поводу - «связи с волей» - у нас был свой человек среди надзирателей, по
фамилии, кажется, Климас, который нам сочувствовал и через него мы
держали канал связи с подпольным комитетом Компартии Литвы.
Г.К. - Каковы были условия содержания в карцере?
Н.Д.
- Каменный мешок, который никогда не отапливался, пол залит водой по
щиколотку. Закрывали в карцер на трое суток, на хлеб и воду. Лечь было
невозможно, и приходилось стоять на ногах три дня, без сна, опираясь на
холодную стену. Мне это « сомнительное удовольствие» пришлось испытать.
Но был молодой, здоровый, выдерживал эту экзекуцию относительно
спокойно, по крайней мере - карцера не боялся.
Г.К. - Заключенных выводили с территории тюрьмы?
Н.Д.
- Были прогулки в тюремном дворе по 30 минут в день, но это в «хорошие
периоды», когда мы не были с администрацией тюрьмы «на ножах». Еще,
иногда, летом, выводили заключенных на окрестные поля болота для добычи
торфа, которым в тюрьме топили печи зимой, и на заготовку картошки,
которую мы копали под охраной. Но за пределы тюрьмы выводили только
заключенных со сроком - не выше 10 лет.
Г.К. - Администрация тюрьмы пыталась внедрить своих провокаторов в среду политзаключенных?
Н.Д.
- Вряд ли, таких бы сразу разоблачили, а потом…, в худшем варианте -
«несчастный случай». Тюремщики прекрасно понимали, что нас не
перевоспитать, и ничем нашу веру в правоту партийного дела не
поколебать. Провокаторов не было, но были, так называемые, «отступники»,
люди, отошедшие от партии и от революционной борьбы, и желавшие после
освобождения из тюрьмы вести спокойную жизнь мелкого обывателя. Таких,
было среди нас очень мало, помню только человека по фамилии Соболевичус.
Другие заключенные к ним относились спокойно, никто их не упрекал в
предательстве и не третировал. «Стукачи» были, немцы - националисты из
Клайпеды.
Г.К. - Националистов тоже сажали в «тюрьму для политических преступников»?
Н.Д.
- В 1938 году тюрьма получила такой «подарок». К нам посадили группу
клайпедских национал - социалистов, немецких агентов, все из германской
разведки, пойманных при попытке организации фашистского переворота в
районах сопредельных с Мемелем. Помню их фамилии - Шмидт, Засс, Энгельс,
и еще несколько человек. Их поместили в отдельные «немецкие камеры».
Они периодически воровали продукты из наших тайников, за это мы их
нещадно и с удовольствием били, до крови. Немцы потом огрызались - «Вы
слышите, какие песни наши пограничники поют? Скоро вас всех вырежем!». А
рядом граница по Неману, и слышно как немцы поют - «Еврейская кровь
течет из под ножа»… Я еще до войны прочел на немецком языке книгу
Гитлера «Майн Кампф», так что, не сомневался в том, что немцы
обязательно поголовно уничтожат всех евреев.
Г.К. - Был произвол и издевательства со стороны надзирателей?
Н.Д.
- Отдельные эксцессы были, но надо сказать честно, что в нашей тюрьме
измывательство над заключенными и их правами не было возведено в ранг
нормы. Ненависти между нами не было. Они делали свою работу, охраняли
«противников существующего строя», так что мы были должны ждать от них ?
пряников? Все было относительно терпимо. Лучше к политзаключенным
относились надзиратели-поляки, чем тюремщики-литовцы. А начальником
тюрьмы был бывший ксендз, свое время сидевший «за политику» в России, и
обменянный, кстати, на коммунистического руководителя Снечкуса. Имел
прозвище «Горбатый», у него был горб. С нами он вел перманентную борьбу в
меру своих прав и возможностей. В 1939 году, после договора о
ненападении и дружбе между странами Прибалтики и СССР, режим в тюрьме
стал более мягким, например, к заключенным стали пропускать газеты.
Прекратили препятствовать свиданиям с родными, которые по закону
разрешались раз в месяц. Я даже в тюрьме смог закончить заочно восемь
классов средней школы и получить соответствующий документ. Сестра
присылала мне учебники и задания, а я, отсылал выполненные контрольные
работы обратно.
Г.К. - Коммунисты в тюрьме анализировали события, происходящие в предвоенной Европе?
Н.Д.
- Конечно. С воли и из литовских газет, мы черпали информацию о
«тлеющем огне будущего пожара мировой войны ». Нам было ясно, что война
неизбежна, и что независимой буржуазной Литве не устоять в предстоящей
схватке между нацистами и коммунистами. Мы только не могли угадать, под
чью пяту попадет Литва. О том, что ведутся тайные переговоры между
Риббентропом и Молотовым мы узнали еще в 1938 году от «клайпедских
немцев», про которых я вам уже рассказывал. Нам было трудно поверить,
что ВКПб будет брататься с фашистами. Эту информацию передали на волю,
Снечкусу, и он, через своего заместителя, Ицхака Мескупаса, имевшего
контакты с Георгием Димитровым, передал эти сведения в Коминтерн.А
что случилось дальше с этой информацией - мы знать не могли. И когда в
1939 году после пакта Молотова - Риббентропа наши сомнения о грядущих
трагических событиях - полностью развеялись, то мы, не зная карту
раздела Восточной Европы, по прежнему, до самой аннексии Литвы, терялись
в догадках, кому достанется Литва, осознавая, что если придут немцы -
то нас непременно уничтожат, уже на следующий день. Я помню, как в
начале сентября, сразу после германского вторжения в Польшу, надзиратели
принесли в тюрьму радиоприемник, поставили его на первом этаже и мы
слышали в камерах, как тревожный голос польского диктора сообщает о
начале очередного немецкого авианалета на Варшаву -«Увага! Увага!»(
Внимание! Внимание!).
Вильнюс отошел Литве 1939 в конце сентября и там центральная тюрьма Лукишкес на всю “проектную мощность“ заработала после прихода Советской власти..