Цельность души, цельность внутреннего мира, которую и современные психологи
называют таинственной, все-таки должна быть объяснена.
В самом деле, разве может быть во внутреннем мире человека нечто рядоположенное:
это, это а еще и это? Чувство. Желание, а еще и воля? Хотя бы потому так не может быть,
что речь ведь идет о явлениях нематериальных, не занимающих пространства.
Следовательно, не может быть никакого "рядом". Не три ручья, не плетение из трех ниток и
даже не смешение трех красок, а нечто одно, одно! Чувства, воля, ум - словом, все, что мы
приписываем нашему внутреннему миру, если оно и существует, то лишь как разные
характеристики одного и того же движения. У машины есть мощность, максимальная
скорость, расход бензина и множество других свойств. Они не существуют материально, их
нельзя потрогать, нельзя сложить, как кубики, и разложить по полкам, но тем не менее они
есть.
Так и душа живая, в глубине которой рождаются желания. Мы проследили, как они
появляются из потребностей-дарований, это основание оси "нужда - цель", нужда; но нужны
гораздо большие усилия для того, чтобы понять, как выбираются цели, как родившиеся
желания получают определенное направление и содержание.
Совершенно очевидно: чтобы появилось желание чего-то, я должен знать, что это
"что-то" есть, существует, или хотя бы верить, что оно есть. Я должен также иметь
определенную надежду, что это "что-то" будет получено, что такая возможность есть.
Другими словами, я должен во что-то верить и на что-то надеяться.
Во внутреннем мире нет никакого "материала", в нем лишь то, во что человек верит.
Верит он, что в мире есть красота и честность, - это есть и в его внутреннем мире. Не верит -
совсем другой мир в нем. Вера - своего рода материал, из которого выстроен внутренний
мир. Надежда - его план, маршрут его движения. Нет веры - желания не рождаются, нет
надежды - желания угасают.
Вера и надежда не то, что чувства, воля, мысли, - это какое-то иное, отличное от других
свойство души, на которое почему-то обращают гораздо меньше внимания, чем на чувства и
на волю. А между тем именно от способности верить и надеяться полностью зависят и
чувства, и воля - полностью.
До недавнего времени в представлении многих людей слово "вера" связывалось с
понятием "вера в Бога", и это неудивительно: на протяжении веков вся сфера нравственности
находилась в ведении религии, и все понятия, которыми только и можно выразить
духовно-нравственные идеи, носят религиозную окраску: "дух", "душа", "любовь к людям",
"вера", "надежда", "милосердие".
В реальной жизни, в реальной речи и, значит, в реальном нашем сознании слово "вера"
на каждом шагу используется в его нерелигиозном значении.
Мы говорим: "вера в победу", "вера в людей", "вера в будущее", "вера в жизнь", "вера в
искусство", "вера в свое мастерство". Вот в газете важное государственное постановление, и
в нем говорится о вере в историческую правоту нашего дела.
Мы говорим: "я верю в себя, в свою судьбу, верю в удачу"; девушки, обманутые
молодыми людьми, обычно жалуются: "он подорвал мою веру в людей!" - и это
действительно зло. Вера в людей - большая ценность, на нее посягать нельзя.
Мы говорим: "я верю в него", "я верю, что он станет большим художником", "я верю в
его талант", "я поверил в него" или, наоборот, "я разуверился в нем".
Мы говорим: "доверие к людям", "возлагать доверие", "оправдать доверие", "спасибо за
доверие", "доверенное лицо", "доверенность", "вызывает доверие (или недоверие)",
"потерять доверие". Торговых работников могут уволить с работы "в связи с утратой
доверия".
Мы говорим: "уверять", "твердая уверенность", "уверенный" или "не уверенный в
себе".
Есть лишь одна область, где понятие "вера" не исследуется и не встречается, а именно
та, где оно должно быть одним из центральных - область педагогики, область воспитания
детей. В этом, на мой взгляд, одна из серьезных причин неудач в воспитании. Чувство было
признано после ума и воли, вера же и надежда не признаны до сих пор.
Вера, надежда, любовь - не просто поэтический набор, это первая забота каждого
воспитателя, а может быть, и единственная забота. Представим себе человека, который ни во
что не верит, ни на что не надеется и ничего, никого не любит. Это строгое описание
мертвой или, лучше сказать, парализованной души. Так бывает после большого несчастья
или при несчастном воспитании, когда родители делают из своих детей душевных
паралитиков.