Почему они не празднуют свое освобождение
Москва хвалит не только два пакта, подписанные Молотовым и Риббентропом, но и внешние деяния Сталина, которые сама осуждает во внутренней его политике.
В действиях нынешнего российского режима часто отсутствует логика.
По ошибке или с тонким намеком, но сообщая, что Кремль не станет комментировать новую порцию МИДовских комплиментов пакту Молотова-Риббентропа, государственное РИА «Новости» украсило свой текст фотографией обоих деятелей, сделанной отнюдь не 23 августа 1939-го, а пятью неделями позже — 28 сентября. В день подписания пакта №2 — Договора о дружбе и границе.
Это соглашение более откровенное, чем первое. Оно обозначило переход двух держав если не к союзу, то к дружбе, перевело Литву из германской сферы влияния в советскую, а восточные районы этнографической Польши — из советской в германскую (Сталин считал на несколько ходов дальше Гитлера). И при этом подчеркнуло намерение сторон «не допускать на своих территориях никакой польской агитации». Польша ведь была упразднена.
Агитаторам предстоит еще разок потрудиться — подвести благообразную базу также и под этот пакт, юбилей которого будет на днях. И опять не добиться ни малейших успехов и не услышать никаких благодарностей. Я имею в виду, от соседей — Литвы, Польши и прочих земель, попавших под два пакта.
Причина этого не так очевидна, как многие думают.
Отношения Москвы с Хельсинки или с Веной сегодня лучше, чем с Таллином, Ригой, Вильнюсом, Варшавой и еще несколькими восточноевропейскими столицами.
Между тем, в памяти у финнов две войны: первая, когда Сталин с ограниченным успехом пытался занять их страну, которую записал на себя в пакте от 23 августа и подтвердил 28 сентября, и вторая, когда Финляндия попробовала отобрать обратно Карельский перешеек и присоединилась ради этого к Гитлеру. А Австрия в качестве части нацистской Великогермании разделила ее деяния и ее судьбу. Мой дед участвовал во взятии Вены и никогда не называл эту кровавую операцию «освобождением». Однако сейчас с обеими этими странами почти дружба.
Сравним, допустим, с Эстонией. Потому что разговоры про пакт Молотова-Риббентропа возобновились после того, как «в Москве в воскресенье праздничным салютом отметили 75-ю годовщину освобождения Таллина от немецко-фашистских захватчиков в 1944 году». Российское посольство в США сочло, что об этом надо напомнить американцам: «Красная армия 75 лет назад освободила эстонскую столицу от нацистской оккупации. Москва празднует…» МИД России сделал репост этой записи. После чего эстонский МИД сообщил, что Таллин не празднует: «Мы отвергаем исторически неточные заявления МИД России о том, что Эстония была „освобождена“ советскими войсками… Эстонская республика не участвовала во Второй мировой войне и была оккупирована как нацистской Германией, так и советской Россией…»
Вероятно, именно эти сетевые разногласия и побудили российское дипломатическое ведомство мысленно вернуться в 1939-й и еще раз расставить точки над i: «СССР никогда не был союзником гитлеровской Германии. Подписание 23 августа 1939 г. договора о ненападении с Германией было вынужденным шагом, который позволил Советскому Союзу отсрочить начало войны и укрепить обороноспособность страны… Благодаря советско-германскому договору война началась на стратегически более выгодных для СССР рубежах, и население этих территорий подверглось нацистскому террору на два года позже. Тем самым были спасены сотни тысяч жизней…»
Прямота этих тезисов поставила их под огонь критики с самых разных сторон, и даже Песков решил не спешить на помощь.
Что касается сомнений насчет того, помогла ли Советскому Союзу двухлетняя отсрочка и выгодны ли были для него «новые рубежи», то доказать это невозможно. Как и обратное. Альтернативная история непроверяема. Зато очевидно, что Сталин на «новые рубежи» возлагал серьезные надежды.
Но часто забывают, что применительно к Латвии, Литве и Эстонии он получил эти рубежи уже осенью 1939-го, введя туда, с их вынужденного согласия, мощные советские контингенты, однако не свергая прежние режимы. Там было организовано нечто вроде того, что после Второй мировой стали называть «финляндизацией». Если бы дело этим и ограничилось, то восприятие Москвы в балтийских странах было бы сейчас совсем другим. Однако летом 1940-го эти страны молниеносно советизировали и сделали частью СССР. Сегодняшнее их отношение к нашей империи — не результат военно-политической зависимости, а продукт принудительного в ней пребывания. Оба упомянутых пакта допускали возможность полного поглощения этих стран, но не требовали его. Сталин выполнил пакты с большим перехлестом.

На принятую Европарламентом резолюцию «О важности европейской памяти для будущего Европы» российский МИД отреагировал чрезвычайно гневно. Сначала его официальный представитель Мария Захарова заявила, что «речь идет об очередном витке грубой фальсификации истории», и резолюция Европарламента — это набор ревизионистских утверждений. По ее словам, «Европарламент отметился еще одной возмутительной попыткой поставить знак равенства между нацистской Германией — страной-агрессором — и СССР, народы которого ценой огромных жертв освободили Европу от фашизма». Развивая эту мысль, мадам Захарова договорилась до того, будто в резолюции Европарламента «нет ни слова о проводившейся западными странами политике умиротворения агрессора с целью переориентирования захватнических планов Гитлера с Запада на Восток и о кульминации этой линии — Мюнхенском сговоре 1938 года. Его участники отдали на растерзание нацистов суверенное государство — Чехословакию». Заодно она попеняла депутатам Европарламента за то, что в резолюции они упомянули о «трудной судьбе» Польши, которая, по мнению Захаровой, вместе с Гитлером расчленяла Чехословакию и заключила договор о ненападении с Берлином еще в 1934 году. А еще Мария Захарова предупредила: «Жонглирование» фактами в конъюнктурных целях не может быть моральным и политическим ориентиром. Наоборот, это, скорее, подорвет веру европейцев, прежде всего молодежи, в те самые «европейские ценности», о которых в Брюсселе так любят говорить». Российский же МИД не просто жонглирует фактами, но преднамеренно их искажает.

Дальше пошла в бой тяжелая артиллерия — появилось официальное заявление МИД РФ. Там утверждается: «СССР никогда не был союзником гитлеровской Германии. Подписание 23 августа 1939 г. договора о ненападении с Германией было вынужденным шагом, который позволил Советскому Союзу отсрочить начало войны почти на два года и укрепить обороноспособность страны для борьбы с агрессором. Благодаря советско-германскому договору о ненападении война началась на стратегически более выгодных для СССР рубежах, и население этих территорий подверглось нацистскому террору на два года позже. Тем самым были спасены сотни тысяч жизней».

Столь злобную реакцию со стороны Москвы вызвал следующий пункт резолюции Европарламента: «80 лет назад, 23 августа 1939 года, коммунистический Советский Союз и нацистская Германия подписали Договор о ненападении, известный как Пакт Молотова-Риббентропа, и его секретные протоколы, разделив Европу и территории независимых государств между двумя тоталитарными режимами и сгруппировав их в сферы интересов, что открыло путь к возникновению Второй мировой войны». Также в резолюции осуждается советская оккупация Восточной Польши, стран Балтии, Бессарабии, агрессия против Финляндии. И делается вывод о том, что «несмотря на то, что преступления нацистского режима были рассмотрены и наказаны на Нюрнбергском процессе, по-прежнему существует настоятельная необходимость в повышении осведомленности, проведении моральных оценок и проведении юридических расследований преступлений сталинизма и других диктатур».

Ну и что тут, спрашивается, неправда? Советский Союз действительно подписал пакт о ненападении с Германией и секретный дополнительный протокол к нему только для того, чтобы открыть дорогу ко Второй мировой войне и закрепить за собой ряд территорий в Восточной Европе. Коренное отличие советско-германского пакта о ненападении 1939 года и польско-германского пакта о ненападении 1934 года заключается в том, что последний не содержал никаких секретных дополнительных протоколов и не был направлен на развязывание войны. Точно так же Мюнхенское соглашение 1938 года, будучи колоссальной ошибкой со стороны лидеров Англии и Франции, не дало этим государствам ни каких территориальных приращений или торгово-экономических выгод, но было прямо направлено на предотвращение войны. Чемберлен и Даладье, отдавая Гитлеру Судетскую область Чехословакии, пусть наивно, но искренне верили, что аппетиты фюрера будут тем самым, наконец, удовлетворены, и Европу ждет долгий период мира.

И совсем не забота о судьбе украинских и белорусских «братьев» привела Красную Армию на польский берег Буга и Збруча, а секретный дополнительный протокол к пакту Молотов – Риббентроп, предусматривающий раздел Восточной Европы между Сталиным и Гитлером. А уж слова насчет защиты жизни и имущества жителей Западной Украины и Западной Украины в свете последующих событий звучат форменным издевательством. Расстрелы, депортации, насильственная коллективизация  - вот непременные атрибуты «сталинского рая». И, кроме того. Красная Армия не смогла защитить бывшие польские территории от вермахта и СД, когда в июне 1941 года Германия напала на СССР. В результате погибло подавляющее большинство тех 1,5 млн. евреев, которые находились на аннексированной СССР территории Польши.

Еврейское население действительно ждало советские войска, если не как освободителей, то, по крайней мере, как меньшее из зол по сравнению с германским вермахтом, который в буквальном смысле нес евреям гибель. Наиболее зажиточная его часть после аннексии Западной Украины и Западной Белоруссии подверглась депортации. И те, кто выжил в суровых условиях Сибири, таким образом были спасены от Холокоста.

Что же касается остального населения Восточной Польши, то оно, вопреки утверждениям советской пропаганды, отнюдь не было счастливо влиться в «единую семью братских советских народов. В Западной Белоруссии и в районе Виленского коридора большинство населения составляли поляки и близкие к ним в религиозно-культурном и политическом отношении белорусы-католики. И те, и другие, что было вполне естественно, выступали за сохранение данных территорий в составе Польского государства, а Красную Армию воспринимала как агрессора, не отличающегося по своей сути от германского агрессора. В годы советско-германской войны население Западной Белоруссии и Виленской области  в своем большинстве сражалось в партизанских отрядах Армии Крайовой. А после того, как данные территории вновь вернулись под советский контроль, местное белорусское население, не исключая православной его части, желало вернуться в состав Польши и надеялось, что оно будет служить в Войске Польском. Попытка заставить служить их в Красной Армии привела к знаменитому Бобруйскому бунту в марте 1945 года, что вынудило советские власти отказаться от посылки на фронт нескольких тысяч новобранцев из Западной Белоруссии.

Сравнительно немногочисленное русское население Восточной Польши было представлено в первую очередь белоэмигрантами. И те из них, кто не успели уйти в германскую зону оккупации, стали одним из главных объектов репрессий со стороны НКВД. Русских на «освобожденных» территориях ждали аресты, расстрелы, лагеря и депортации.

В Западной Украине этнополитическая ситуация была иной, чем в Западной Белоруссии. Здесь украинско-польские отношения отличались высокой степенью остроты. Большинство украинского населения Польши сочувствовала Организации украинских националистов и было недовольно отказом польского правительства от первоначальных обещаний предоставить автономию украинским землям. Украинцы выступали против ограничительных мер в отношении украинского языка и украинских школ, проводимых польскими властями. ОУН, перед началом Второй мировой войны расколовшаяся на две фракции во главе со Степаном Бандерой и Андреем Мельником, выступала за создание единого Украинского государства, в том числе с включением Советской Украины, и вела борьбу против польских властей, в том числе с использованием террористических методов. Но точно таким же своим врагом украинские националисты рассматривали коммунистический Советский Союз, и для них приход Красной Армии совсем не был освобождением. Единственным относительно благоприятным для ОУН следствием т. н. «освободительного похода» 1939 года стало объединение основной части украинских земель в составе одного государства, пусть этим государством и был коммунистический СССР. Оставшееся в Западной Украине оуновское подполье получило возможности, пусть и весьма ограниченные, действовать в Восточной Украине, где прежде у ОУН практически не было своей агентуры. Но до германского нападения 22 июня 1941 года успехи на этом поприще были весьма скромными из-за осуществлявшегося в СССР жесткого полицейского контроля. Когда германские войска захватили Восточную Украину, то выяснилось, что там подавляющему большинству украинцев ничего не говорят имена Бандеры, Мельника и других лидеров ОУН. Тем не менее, начавшаяся в 1943 году на землях бывшей польской Западной Украины и продолжавшаяся вплоть до начала 50-х годов борьба Украинской повстанческой армии, чьим главным противником, начиная с 1944 года, стала Красная Армия и войска НКВД-МГБ, ясно показала, как население Западной Украины относилось к советским «освободителям».

Таким образом, Красная Армия в ходе т. н. «освободительного похода» 1939 года, по сути дела, никого не освободила, а несла только репрессии, экспроприацию имущества и прочие прелести «коммунистического рая».

Борис Соколов